«Церковь начинается в девять тридцать!» — кричит мне папа через дверь. Я тут же пишу смс жене: «Господи! Папа хочет, чтоб я пошла с ним в церковь! Не уверена, что могу. Я правда не хочу, должна ли я идти для него?»
Время от времени мама отправляется навестить семью или друзей, и папа остается дома один. Когда она уехала в прошлый раз, я подумала, что было бы здорово провести время с отцом, сблизиться.
Все было хорошо, пока я не поняла, что папа рассчитывает, что мы вместе пойдем в церковь в воскресенье.
Вечером в субботу мы играли в своеобразную игру, в которой я игнорировала его намеки на то, что мы пойдем в церковь, а он игнорировал мои слова о том, что я не пойду с ним в церковь. Потом наступило воскресенье я специально очень долго валялась в кровати (взрослые это могут!), чтобы он понял — у меня никак не получится вовремя собраться и пойти с ним, но не потому что я не хочу, а потому что не остается времени.
Тут я хочу прерваться и отметить то, что я взрослая женщина. Я понимаю, что то, что я описываю, может заставить вас подумать, что мне лет двенадцать. Но, думаю, каждый и каждая из вас могут подтвердить, что через пять минут общения с родителями, мы вдруг снова становимся подростками.
Вернемся к воскресенью. Я ждала, пока не уверилась, что уже слишком поздно, чтобы идти с папой в церковь. Я вышла из комнаты, чтобы выпить кофе, и папа сказал: «Мы выходим через пятнадцать минут». «Папа, прости! — сказала я, — но я просто не хочу идти». В ответ он сказал, что для него будет очень важно, если я пойду.
Старое доброе «это так много значит для меня» — какая дочь сможет отказать?
Вы можете подумать: Кэндис, в чем проблема? Всего лишь пара часов одного воскресенья, всего лишь пойти в церковь с папой. Но представьте, каково лесбиянке идти в церковь, когда отношение прихожан к вопросам ЛГБТ неизвестно.
Если бы меня спросили, могу ли я почувствовать себя как дома в неаффирмативной церкви, мой первый ответ — конечно. Но, честно говоря, я отвечаю так, потому что хочу, чтобы гетеросексуальные христиане знали: ничто не может встать между мной и Богом.
Я боюсь, что если я отвечу отрицательно, то предположения некоторых христиан о том, что мои отношения с Богом — обман, могут показаться правдой. Я боюсь, что они подумают, что я не хочу «братства» с верующими, у которых другое мнение.
Давайте я расскажу, каково для меня, лесбиянки, ходить в неаффирмативную церковь.
Я выхожу из машины, и меня тут же встречают улыбкой. Я думаю: «Если они поймут, что я лесбиянка, отвергнут ли они меня? Начнут ли они цитировать Писание и говорить о традициях? Попросят ли меня уйти? Начнут ли стыдить моих родителей? Может, они скажут, что любят меня, но из-за гомосексуальности я «неправильна», греховна?»
Я начинаю хотеть выглядеть более гомосексуально (что бы это ни значило), чтобы по крайней мере иметь возможность подготовиться к тому, что меня отвергнут. Как-то легче, когда точно знаешь, что тебя осудят. Тогда я могу пережить улыбки, объятия, рукопожатия: в это же время я разрабатываю стратегию, защищаю себя от того, что будет дальше.
Иногда наоборот, я хочу выглядеть менее гомосексуально (что бы это ни значило), чтобы легче смешаться с остальными. Из-за этого я злюсь — я ведь понимаю, что я не такая. Я ведь и так очень долго все скрывала. Я злюсь из-за того, что опять приходится прятаться.
К тому моменту, как я решаюсь петь вместе с общиной, открыть сердце Богу… я ведь действительно хочу связи с Ним, мне нужны Его мудрость и забота, чтобы пройти через это… Но к тому моменту, как я решаюсь, во мне столько гнева и раздражения, что я уже ничего не могу, и это подтверждает мои самые страшные опасения: я плохая, я плохая христианка. Я ухожу со службы одинокая, грустная и злая.
Уверена, если бы я спросила типичного пастора такой церкви, он или она ответили бы самым добрым образом. Они бы сказали, что не осуждают ЛГБТ-людей, но не думают, что такой «стиль жизни» поддерживает Бог. Может быть, они бы и не выгнали меня из церкви из-за моей ориентации, но все равно продолжили бы верить, что гомосексуальность или трансгендерность — грех.
Типичный добрый тон скрывает правду о том, что они на самом деле говорят, думают, чувствуют, во что верят. По моему опыту, риторика условного принятия — «мы любим всех, приходите, но чтобы по-настоящему быть с нами, нужно изменить себя», на самом деле не дает ЛГБТ-людям испытать любовь Бога и почувствовать Его присутствие.
Я думаю о том, почему у христиан, которые не принимают ЛГБТ, есть власть определять, кто хороший христианин, а кто нет. Почему-то, по непонятной причине, я даже позволяю им это делать. Я понимаю, что позволяю это, когда начинаю чувствовать себя виноватой после церковной службы, хотя знаю, что ничего плохого не сделала. Почему я позволяю людям, с которыми даже не знакома, определять меня и мою связь с Богом? Такая болезненная динамика проявляется, когда человек в позиции власти гарантированно может отвергнуть тех, у кого власти нет.
Я считаю, что у меня есть глубокая связь с Богом. Но мне будет неприятно молиться в неаффирмативной церкви. Я люблю церковь. Я люблю чувство дома, принадлежности. Я люблю связь с другими людьми, которые тоже хотят знать Бога. Я люблю, когда мудрость пастора меняет меня и наводит на размышления.
Мне грустно из-за того, что часть этого опыта доступна для меня только в принимающих общинах. Как и я, многие ЛГБТ-христиане хотят общения с другими христианами, хотят найти принимающую общину.
К сожалению, идти в церковь может быть слишком рискованно и болезненно.
К тому же, мы можем быть уверены в собственной неправильности. Всю жизнь мы сталкиваемся с теологией отчуждения, и из-за этого можем вообще уйти из церкви.
Я надеюсь, что гетеросексуальные христиане смогут понять, какая храбрость нужна нам, чтобы войти в церковь. Говорить об этом опыте важно. Важно давать ему название, пусть мы и не всегда можем это.
Пусть наше сопереживание другим и себе растет, потому что оно может принести чуть больше спокойствия в наше сердца и укрепить нашу связь с Богом.
По материалам Believe Out Loud
Автор: Кэндис Чубернат (Candice Czubernat)
Подготовлено специально для Nuntiare.org
Еще на эту тему: