«Каково это — быть из династии Соловейчик?» Этот вопрос о моей хорошо известной раввинской семье сопровождал меня всю жизнь. Мой дед — Арон Соловейчик, его брат — Йосеф Соловейчик. Вопросы о моей идентичности стали еще сложнее, когда три года назад я совершила камин-аут как лесбиянка в своей ортодоксальной общине — и я учила Талмуду в ортодоксальной школе.
Я росла в ученой ортодксальной семье и смотрела на жизнь через призму Галахи. Я любила иудаизм и не могла представить себе, каково это — жить не как ортодоксальный иудей.
Когда я была подростком и начала понимать, что меня привлекают женщины, я не знала никого в своей общине, кто был бы гомосексуалом. Так что я убедила себя, что я не лесбиянка. Мне было страшно, и страх держал меня в шкафу отрезанной от себя очень долгое время. Я боялась потерять свою веру, семью, друзей и общину.
Когда я выросла, то начала смотреть в лицо страхам вокруг моей сексуальной идентичности. В то время я преподавала Талмуд в ортодоксальной школе в Бронксе. То, что моя профессиональная и личная жизнь были настолько переплетены, добавляло еще одно измерение страха к процессу моего камин-аута: страх потерять работу.
Постепенно я призналась в своей ориентации себе, а потом своим близким. Начало процесса камин-аута и столкновение с моими вполне обоснованными страхами было очень болезненно. Постепенно я начала чувствовать себя комфортнее с собой. Мне стало ясно, что чтобы быть здоровым человеком, я не должна жить в шкафу, опасаясь, что люди узнают, кто я.
Я все еще любила ортодоксальный иудаизм и очень хотела оставаться частью своей общины. Я поговорила с администрацией и членами правления школы. После многих противоречивых сообщений мне наконец сказали, что если я сделаю камин-аут, работая в этой школе, то администрация не поддержит меня. Если родители попросят, чтобы я не учила больше их детей, школа отстранит меня, и я потеряю свою должность. Такая враждебная и небезопасная рабочая среда мне не подходила, и в июне 2013 года я уволилась.
Следующий год был самым сложным. Я была подавлена из-за моего опыта со школой и другого опыта в общине. У меня началась депрессия. Я не знала, что делать с обломками того, что раньше составляло основу моей жизни.
С поддержкой настоящих друзей я медленно начала восстанавливать свою жизнь. Думаю, сейчас я более сострадательна из-за того, что я пережила. Я открыла для себя другие варианты того, как можно быть иудеем, и теперь я не идентифицирую себя как ортодокса. Я понимаю силу и красоту принадлежности к ортодоксальной общине, но еще я понимаю силу и красоту моей жизни в том виде, как она есть сейчас. Я не хочу менять свою жизнь, но также я не хочу, чтобы кто-то еще страдал так, как я страдала, добираясь до той точки, в которой нахожусь сейчас.
Как человек, который был членом ортодоксальной общины, но больше им не является, теперь я выступаю в защиту ЛГБТ, выросших в таких общинах, и в защиту человечности во всем мире ортодоксов.
Ортодоксальная идентичность состоит из многих связанных частей, в частности, из приверженности ортодоксальному миру и его ценностям. И сейчас всем членам этого мира необходимо вложиться в то, чтобы сделать ортодоксальную идентичность здоровой для ЛГБТ. Иначе община приговаривает многих квир-людей, растущих в ней, к страданиям.
Честно говоря, учить ЛГБТ-детей, что единственная стоящая жизнь — жизнь в ортодоксальной общине, а потом сообщать этим детям, что они не могут быть полноценной частью этой общины — безответственно и опасно.
Отсутствие поддержки ЛГБТ — неважно, в школах ли, в синагогах или где-то еще в еврейской среде — сообщает ЛГБТ-людям, что их страдания и несчастья не имеют значения. Это сообщает всем в этой среде, что это нормально для общины решать, что некоторые люди не имеют значения. Ортодоксальный мир может быть выше этого, и должен быть — во имя своих ЛГБТ-членов и во имя человечности.
По материалам Forward от 28 февраля 2016 года
Подготовлено специально для Nuntiare.org
Еще на эту тему: