«Я приняла себя тогда же, когда мой отец стал священником»

Аллия Маклеод, автор текста
Аллия Маклеод, автор текста

Я шла с работы, когда получила сообщение от мамы: смайлик и ссылка на видеозапись того, как она пела в церковном хоре на службе в прошлое воскресенье.

Я уже десять лет как не хожу в церковь и не считаю себя англиканкой, но все равно люблю смотреть, как она поет гимны и танцует, люблю видеть, как ее лицо сияет радостью. Община подпевает. Веера качаются туда-сюда: так люди борются с ямайской жарой. Все это напоминает мне о тех временах, когда мы всей семьей ездили на Ямайку.

Я обнаружила, что в клипе есть еще и отрывок проповеди моего отца. Когда ему было уже за пятьдесят, он стал англиканским священником, и я никогда не видела, как он проповедует. Я села в поезд и поехала домой, в Миссиссаугу (пригород Торонто — прим. пер.). Я продолжила смотреть видео. Отец своим гулким голосом рассказывал о настоящем смысле Пепельной Среды. Я смотрела на то, как он захватывает внимание людей и удерживает его, и тут поняла, что не узнаю человека на видео. Я не могла узнать собственного отца.

Почти десять лет назад отец решил продать семейный бизнес и поступить в семинарию, чтобы стать англиканским священником. Пока он укреплялся на пути религиозного призвания, я пыталась принять свою сексуальность и идентичность лесбиянки.

Когда я была ребенком, мы с семьей много путешествовали. Когда мне было четыре, мы переехали с Ямайки в Миссиссаугу, а потом, когда мне было двенадцать — в городок неподалеку от Орландо, Флорида. Родители не хотели, чтобы мы теряли связь с родиной, и каждое лето мы ездили к семье и друзьям на Ямайку.

Папа (инженер) и мама (страховой аналитик) бросили все, чтобы дать детям — мне, брату и сестре — возможность жить лучше. Во Флориде у них было несколько бизнесов: магазин видеопроката (помните такие?), магазин пылесосов и ресторан ямайской кухни. Я в это время училась в маленькой христианской школе и занималась спортом. Наша семья всегда была религиозной, но когда мы переехали во Флориду, религия стала центром нашей жизни.

Мы с отцом очень похожи — упрямые балагуры, которые любят работать в команде и поболтать о фильмах и спорте. У нас были похожие идеалы, предпочтения, точки зрения, а еще мы оба любили сладости. По пятницам я покупала булочки с корицей или яблочный пирог, и мы сидели на кухне, вместе ели и рассказывали истории.

Мы были очень близки. Он ходил на все баскетбольные матчи, в которых я играла. Он страстно болел за меня и говорил об этом дома при любом случае. Иногда мы ругались из-за того, как я играю, но после этих споров мне хотелось играть лучше. Моя страсть к баскетболу не умерла, потому что я получала внимание и поддержку.

Поэтому когда мы все снова оказались в Канаде (он был в семинарии, я готовилась сделать камин-аут) я с ужасом ждала того, что он скажет о моей ориентации. Примет ли он меня? Увидит ли, что это ничего не меняет?

Ни я, ни сестра, ни брат к тому времени уже не ходили в церковь. Родители тихо приняли это. Мы в свою очередь приняли его решение стать священником. Мы уважали отца. Я надеялась, что получу не меньше уважения и принятия от него. Но, к сожалению, мои надежды не оправдались.

Я смотрела, как отец разрывается между своими убеждениями и дочерью. Я видела, как ему сложно. Ямайка знаменита неприятием гомосексуальности. Для отца было сложно, может быть, даже стыдно видеть, как его ребенок уходит с пути, который он проповедует. То, что он говорил, отдаляло нас друг от друга все больше и больше. Он был упрям, и он выбрал свою религию. Я была упряма и выбрала свое счастье. Что между нами сейчас? Полнейшая тишина.

Мне было сложно с тем, что и я, и отец одновременно нашли цели в жизни, но эти цели разделяли нас все больше и больше.

Сейчас я снимаю фильмы. Я пытаюсь создавать истории, которые отражают меня: черную лесбиянку. Я работаю с ЛГБТ-фестивалем в Торонто, Inside Out, я член совета по маркетингу. Обожаю это. Мне нравится место, в котором я сейчас.

Я участница движения за мир, что логично — с детства я пыталась поддерживать мир в нашем доме. Теперь я смотрю на шаги, которые мы с отцом делали друг к другу и друг от друга, и думаю — как мы можем помириться?

Вопросы богословия и вопросы идентичности похожи на мои: богословие пытается смягчить неопределенность наших жизней и понять тайну творения, вопросы идентичности ускользают от нас и растут вместе с нами. У меня тоже больше вопросов, чем ответов. Как мне познакомиться с отцом? Существуют ли слова, которые помогли бы вернуть того, кого я потеряла? Могу ли я смириться с историей, в конце которой мы не будем рядом?

По материалам Huffpost Living от 14 марта 2017 года
Подготовлено специально для Nuntiare.org

Еще на эту тему:

Следите за нашими новостями!

Наша группа VK

Наша группа в Facebook