Примечание редактора: обычно мы предпочитаем не публиковать подобные новости. Тем не менее, эта новость кажется нам важной не только как история женщины, разлученной с детьми, но и как история трансгендерной женщины, нашедшей смелость покинуть ультраортодоксальную общину — впервые в Великобритании, и поднявшей проблему ЛГБТ-людей в закрытых религиозных общинах.
«Два несовместимых мира столкнулись», — сказал судья. Один мир — изолированное, закрытое пространство ультраортодоксальных евреев; другой — сложный мир родителя с приписанным мужским гендером и женской идентичностю. Между двумя мирами оказались пять детей в возрасте от дух до двенадцати.
Еще этот случай — столкновение разных прав: права детей на любовь и общение с обоими родителями, права практиковать религию; равноправия трансгендерных людей.
Вопрос, стоящий перед судьей Питером Джексоном (Peter Jackson) заключался в том, можно ли позволить ультраортодоксальной трансгендерной женщине видеться с детьми, которым в случае такого контакта грозит травля со стороны общины?
Его решение шокировало многих. Оно занимало сорок одну страницу; в нем судья пытался понять очень закрытое общество. Решение заканчивается следующими словами: «Я пришел к неприятному выводу о том, что угроза того, что дети и их мать (прим. перев. имеется в виду мать, оставшаяся в общине) подвергнутся отчуждению и исключению со стороны ультраортодоксальной общины настолько реальна, а последствия настолько велики, что один этот фактор, вопреки всем недостаткам, должен перевесить многие выгоды от контакта.
Таким образом, я с большим сожалением и полным понимаем боли, которую вызовет мое решение, сообщаю о том, что ходатайство отца о прямом контакте с детьми должно быть отклонено».
Женщина, назвавшаяся Д., выросла в строгой ультраортодоксальной еврейской общине в северном Манчестере. В таких общинах еврейский закон регулирует многие аспекты повседневной жизни: одежду, еду, образование, культуру, язык (ультраортодоксы используют идиш в повседневной жизни). Мужчины носят черные шляпы, длинные бороды и пейсы; женщины одеваются скромно и прикрывают волосы.
Д., которой сейчас больше тридцати, говорит, что начала сомневаться в своем гендере, когда ей было шесть. Она говорит, что чувствовала несоответствие себе. «Я пыталась заблокировать эти чувства. Я не хотела верить, что я сумасшедшая… мой подростковый возраст был очень странным».
В 2001 году ее родители договорились о браке — в соответствии с традицией. «Я почти не помню свадьбу», — говорит она. — «Мои родители очень примитивны и верят, что нужно вступать в брак, потому что это одна из единственных вещей, которую человек может сделать. У меня не было никаких инструментов, чтобы разобраться в себе. Я просто хотела, чтобы они были счастливы».
Д. пыталась подавлять свои чувства глубокой религиозностью, но дважды предпринимала попытку суицида. Ее супруга знала, что Д., любящий родитель, глубоко несчастна, но списывала все на религиозный кризис.
В конце концов при помощи группы поддержки для ЛГБТ, Д. нашла силы покинуть общину. Двенадцатилетнему сыну она рассказала о своем решении за пять дней до того, как ушла, но ничего не сказала супруге, которая узнала обо всем через СМС уже после. Через десять дней информация о том, почему Д. покинула общину, появилась на Фейсбуке. Узнав обо всем, супруга не выходила из дома три месяца.
Чтобы понять решение Д., ее супруга пошла к психотерапевту.
Д. говорит, что по ее информации, она — первый трансгендерный человек в Великобритании, покинувший уртраортодоксальную общину. На суде она сказала, что понимает «решение общины избавиться от нее».
Но она отчаянно хотела видеться со своими детьми. После того, как ее попытки сохранять контакт провалились, она обратилась в суд.
Д. сказала суду, что скучает по детям и готова принять любые условия, чтобы видеться с ними, включая изменение гендерной репрезентации во время встреч. По словам судьи, она превратилась из мужчины-главы семьи в очень структурированной религиозной общине, в одинокую женщину в широком обществе, и потому в ней «видны элементы хрупкости и определенной тревожной сфокусированности на себе».
Супруга утверждает, что прямой контакт с детьми приведет к тому, что на семейных и общинных праздниках ее детей будут исключать из общения. «Они [другие родители] будут защищать своих детей от контакта». По ее словам, от того, что дети будут взаимодействовать с отцом, было бы куда больше вреда, чем от отсутствия общения. «Это реальность — мы такие».
Ее мнение подкрепил раввин Эндрю Оппенхеймер (Andrew Oppenheimer). «У харедим (прим. перев. — уртраортодоксальные евреи), — сказал он суду. — традиционные ценности, они пытаются защитить детей и себя от того, что считают опасностями и излишествами современного открытого общества».
Раввин сказал, что решение может быть воспринято как «жестокое, нетолерантное, ненужное, отказывающее в правах отцу», но в еврейском законе, также как и в семейном законе Великобритании, «интересы ребенка главенствуют».
Директор школы, в которой учится старший сын Д., заявил, что школа не сможет «принять ребенка, который может участвовать в том, что наша культура считает неуместным опытом». Школа не предоставит места ребенку, чьи родители «водят их в кино или читают газеты рядом с ними», сказал он, из-за «очень реального риска того, что … к другим детям попадет неуместная информация».
Окончательное свидетельство предоставил сын Д., сказавший судье, что подвергнется травле и потеряет друзей: «если ему не плевать на меня, он оставит меня в покое».
Судья Джексон заключил: «Мне кажется, это очень тревожный случай. Эти дети оказались между двумя несовместимыми образами жизни, между двумя меньшинствами внутри широкого общества… Конфликт между двумя уязвимыми группами тяжело наблюдать».
Он привел 15 аргументов в пользу контакта, включая то, что дети «получат опыт общения с широким миром, который может даже позволить им делать осознанный выбор в жизни, когда они вырастут».
Хотя в прямом контакте и было отказано, судья порекомендовал позволить Д. писать письма каждому ребенку четыре раза в год. Сейчас представители Д. рассматривают возможность апелляции.
Раввин Данни Рич (Danny Rich), представитель либеральной ветви иудаизма, скзаал, что огорчен решением суда, и осудил лидеров общины, которые «угрожают травить детей и используют их как пешек в средневековой игре».
ГешерЕС, благотворительная организация, которая помогает людям, покидающим ульраортодоксальные общины, говорит, что дети Д. «вырастут в другом поколении… их научат отвергать тех, у кого есть проблемы с гендером, кто не может выдерживать ложной жизни».
Другая организация, занимающаяся поддержкой бывших ультраортодоксов, говорит, что решение об уходе из общины — болезненный выбор. «Многие ведут двойную жизнь годами, прежде чем находят смелость выйти на контакт с кем-то извне», — говорит директор организации. «Некоторые люди чувствуют себя в ловушке в мире, который не соответствует их потребностям; но когда они покидают общину, то обнаруживают себя в чужом мире, в котором у них почти нет ориентиров. Это длительный, трудный и невыносимо болезненный процесс».
По материалам The Guardian от 3 февраля 2017 года
Подготовлено специально для Nuntiare.org
Больше о трансгендерности в иудаизме: